Перейти к основному содержанию

А. В. Тоесева,
ученый секретарь ГМЗ «Царское Село»

 

Чарлз Хэнбери Уильямс — 
воспитатель английского вкуса русской императрицы
 

 

Изучая историю взаимодействия британской и российской культур второй половины XVIII в., особо следует выделить деятельность английских послов в России. Дипломат Ч. Хэнбери Уильямс (Charles Hanbury Williams) находился при дворе Елизаветы Петровны чуть более двух лет, но был настолько яркой личностью, что оказал влияние на российскую историю благодаря дружеским связям с великой княгиней Екатериной Алексеевной, будущей Екатериной Великой.

Примечательно, что на своей родине Уильямс прославился в первую очередь как «гениальный и остроумный поэт» и только потом как дипломат, чьи депеши «вызывали восхищение» — как образцы английской прозы [1]. В то же время обширный архив Уильямса, разбросанный по хранилищам разных стран и включающий рукописи его стихотворений, официальные отчеты, дипломатическую и личную переписку, полномасштабно не изучен до сих пор [2].

Чарлз Хэнбери родился 8 декабря 1708 г. в Понтипуле. Он был третьим сыном одного из самых богатых дворян Южного Уэльса, Дж. Хэнбери, члена парламента, владельца металлургических заводов, одного из директоров «Компании южного моря» (South Sea Company). В 1720 г. Чарлз стал наследником своего крестного отца Ч. Уильямса, составившего состояние в Османской империи (по другим данным — в России) и завещавшего значительную часть своему крестнику при условии, что тот возьмет имя и герб Уильямса. Это условие было выполнено в 1729 г., когда Ч. Хэнбери, достигнув совершеннолетия, принял имя Ч. Хэнбери Уильямса и получил во владение Колдбрук-парк (Coldbrook Park), приобретенный в Монмутшире его отцом из завещанных Уильямсом средств.

Как наследник большого поместья Чарлз был отправлен в 1720 г. в Итон, где среди его друзей были будущие политики Г. Фокс и Т. Уиннингтон, а также будущий писатель и драматург Г. Филдинг, которого Чарлз нередко выручал деньгами.

Вступив в права наследства и завершив свой Grand Tour (маршруты «больших путешествий» молодых англичан обычно включали Францию, Голландию, немецкие государства, Грецию и длительное пребывание в Италии), в 1732 г. Уильямс женился на наследнице знатного рода леди Ф. Конингсби. Вскоре в семье родились две дочери: Фрэнсис и Шарлотта. После смерти отца в 1734 г. 26-летний Чарлз занял место в палате общин, где до 1747 г. представлял графство Монмутшир. В последние пять лет своей жизни он избирался от Леминстера. В 1742–1747 гг. Уильямс был назначен лордом-наместником в графстве Херефордшир, а 20 октября 1744 г. пожалован в кавалеры ордена Бани (the Most Honourable Order of the Bath). Уильямс всегда поддерживал партию вигов и был известен как верный сторонник политики, проводимой премьер-министром сэром Р. Уолполом, занимая под его руководством должность казначея морского ведомства (1739–1742). 

Но сэра Чарлза современники знали больше не как политика – он «был известен живостью и остроумием своего разговора, едкостью своих замечаний и изяществом своих манер. Кроме того, он славился своими сатирическими стихотворениями. Это был человек, любивший жизнь и умевший пользоваться ее благами» [3]. В 1730-е гг. Уильямс был душой знаменитого эксцентричного кружка «золотой молодежи», наиболее заметными членами которого были поэт лорд Херви, писатель Х. Уолпол и его брат Э. Уолпол, братья Г. и С. Фоксы и Т. Уиннингтон. Этот яркий период жизни Уильямса нашел отражение во многих его весьма «вольных» поэтических произведениях. В 1736 г. Уильямс в числе первых вступил в Общество дилетантов (Society of Dilettanti). «В 1734 году несколько джентльменов, которые совершили путешествие в Италию, желая воспитать у себя на родине вкус к вещам, которыми они восхищались заграницей, составили общество под именем дилетантов и договорились предпринять необходимые меры для того, чтобы достичь этой цели» [[4]]. Первое заседание, о котором сохранились записи, состоялось в Лондоне 6 марта 1736 г. Многое было сделано дилетантами для развития оперного искусства в Англии, они разработали предложения по созданию Академии художеств в Лондоне, но наиболее значительной была деятельность по изучению и публикации памятников античности, тесно связанная с традиционным для британских аристократов коллекционированием. Тон в Обществе задавал сэр Ф. Дэшвуд – прославленный повеса, в то же время серьезно занимавшийся коллекционированием и организацией экспедиций для изучения античных памятников, ставший законодателем моды в усадебной жизни Англии, начав в 1739 г. в своем поместье Уэст Уикомб разбивку парка в новом пейзажном вкусе [5].

В начале 1740-х гг. Уильямс также начал перестраивать дом в Колдбрук-парке: в 1746 г. предположительно по проекту ученого-астронома, архитектора и ландшафтного дизайнера Т. Райта был закончен северный фасад, решенный в георгианском стиле и украшенный дорическим портиком [6].

Дружеские отношения, связывавшие Уильямса с сэром Р. Уолполом и его сыновьями, в особенности, Хорасом, делали его частым гостем в великолепном поместье премьер-министра Хоутон-холле, в Норфолке. Особняк, созданный выдающимися архитекторами своего времени Дж. Гиббсом, К. Кэмпбеллом и Т. Рипли к 1735 г. считался одной из самых значительных построек в стиле палладианской архитектуры в Англии, а один из первых пейзажных парков был распланирован пионером ландшафтного стиля Ч. Бриджманом. В Хоутон-холле разместилась исключительная коллекция живописи, насчитывавшая около 400 полотен, включавшая шедевры ван Дейка, Пуссена, Рубенса, Рембрандта, Веласкеса и др., которую сэр Роберт, страстный собиратель искусства, составлял с 1718 г. Широкую известность коллекция приобрела благодаря каталогу «Aedes Walpolianae» («Святилище Уолпола»), составленному Х. Уолполом в 1745 г. Представляется весьма возможным, что первые восторженные отзывы о Хоутон-холле и находящейся там коллекции, которую Екатерина II приобретет в 1779 г. у внука сэра Роберта для своего Эрмитажа, великая княгиня Екатерина Алексеевна услышала от Уильямса. 

С конца 1730-х гг. Уильямс пишет серию сатирических стихотворений, направленных в основном на политических оппонентов Р. Уолпола, по мнению сына, полностью отомстивших за нападки на его отца [7]. «…По-моему, нет ничего приятнее, как преподнести, в виде блюда, самодовольному невежде и двоедушному лжецу здравое суждение, приправленное ядовитою насмешкою», — считал сэр Чарлз [8]. Нажив слишком много врагов своими искусными колкостями, тяжело переживая смерть своего ближайшего друга Т. Уиннингтона, Уильямс стал искать дипломатический пост за границей. Он надеялся поехать с миссией в любимую им Италию, но в 1747 г. был назначен послом при саксонском дворе в Дрездене. «Он проявил свое уменье сближаться с людьми, разгадывать самые различные характеры и пользоваться слабыми сторонами своих противников по ведению переговоров» [9].

На дипломатическом поприще пригодился поэтический и сатирический дар Уильямса: «…его депеши отличались живым блестящим слогом; он легко и правдиво рисовал портреты замечательных личностей, а в своих письмах к друзьям остроумно передавал всякие события иностранной жизни» [10]. В 1750 г. по протекции Г. Фокса Уильямс был назначен чрезвычайным послом в Берлин, однако задержался там недолго: его излишняя проницательность и колкие замечания не понравились королю Пруссии Фридриху II. В феврале 1751 г. Уильямс вернулся в Дрезден, а в 1753 г. был направлен в Вену. Верный своему сатирическому перу Уильямс сочинил на латыни эпиграмму на Марию-Терезию, которая очень быстро стала известна всей Европе и была оценена Вольтером, назвавшим автора «самым элегантным Цицероном» [11]. Сэр Чарлз познакомился с великим французским остроумцем в Берлине в сентябре 1750 г. и ловко польстил ему. «L'envoyé d'Angleterre m'a fait de très-beaux vers anglais» (Английский посланник сочинил мне превосходные стихи на английском), — писал Вольтер своему другу Ш.-О. де Ферриоль д'Арженталю [12].

В 1750 г., когда  по поручению короля Георга II Уильямс ездил в Варшаву и находился при Августе III во время открытия сейма, он сблизился с семейством князей Чарторыйских и их свояка краковского воеводы графа Станислава Понятовского. Британский посол, очарованный сыном Понятовского – Станиславом, с которым он познакомился еще в Берлине, взял 18-летнего юношу под свое покровительство. «Мое знакомство с английским посланником стало еще теснее и послужило во многом к тому, что в высшем обществе я приобрел уважение и значение влиятельного человека, вовсе несвойственные моему возрасту и моей малорослой внешности», — писал Понятовский [13]. С этого времени совершавший путешествие по Европе Станислав встречался с Уильямсом в Дрездене и Вене, затем они вместе ездили в Голландию. В августе 1752 г. Понятовский посетил Париж, затем Лондон, где он пробыл до февраля 1754 г. и имел большой успех. Его манеры, внешность, осанка и речь вызвали всеобщее восхищение, и к началу 1755 г. Уильямс почувствовал, что его воспитаннику осталось только «добавить лишь один штрих — то, что французы называют чувством юмора» [14]. Когда же сэр Чарлз был назначен послом при императорском дворе в России, он предложил Станиславу должность секретаря посольства.

12 июня 1755 г. Елизавета Петровна на торжественной аудиенции приняла посла Великобритании. Произнося приветственную речь, сэр Уильямс призвал императрицу «способствовать миру и тишине в Европе» и употребить свою «бесчисленную силу к благополучию своих союзников» [15]. Король Георг II поручил послу заключить договор с Россией для защиты своих владений в Германии от нападения Фридриха II. Сменившему на дипломатическом посту пассивного М. Гая Диккенсона («двор Елизаветы был слишком подвижен для его лет: дела там решались между балами, маскарадами и комедиями» [16]), блестящему придворному и щедрому дипломату Уильямсу, казалось, все удавалось. Обосновавшись в доме графа Скавронского на наб. Невы на Васильевском острове, в то время занимаемом английским посольством, сэр Чарлз вполне освоился с придворной жизнью, принимая участие в многочисленных празднествах, на которые приглашались австрийские и английские послы [17]. Описывая день празднования именин великого князя в Ораниенбауме в своих записках, Екатерина отмечала: «Помню, что рядом со мной сидел английский посланник, кавалер Генбюри Вильямс, человек очень умный и образованный, знавший всю Европу, и разговор с ним был столь же приятный, сколь и веселый» [18]. Об особой благосклонности Елизаветы Петровны к английскому послу можно судить по состоявшемуся 22 августа 1755 г. обеде в Царском Селе, где завершались работы по строительству нового дворца. На обед были приглашены из дипломатов только Уильямс и Понятовский. Они принимали участие в охоте вместе с императрицей, вице-канцлером графом М. И. Воронцовыми князем Б. Г. Юсуповым, затем ужинали в Пулково, в палатке.

Посол действовал разными способами. Письма Уильямса из Санкт-Петербурга государственному секретарю лорду Холдернессу, датированные сентябрем и октябрем 1755 г., содержат подробности крупных взяток, которые сэр Чарлз давал канцлеру А. П. Бестужеву-Рюмину, вице-канцлеру, секретарям Коллегии иностранных дел и другим мелким чиновникам [19]. Спустя всего три месяца, 20 сентября 1755 г., договор, по которому Россия обязалась выставить для защиты ганноверских владений Георга II корпус в 55 000 человек в обмен на ежегодную выплату 500 000 фунтов стерлингов, был подписан. Однако, Фридрих II, сильно встревоженный, втайне предложил англичанам свои условия, результатом чего стал Вестминстерский договор, заключенный между Великобританией и Пруссией 16 января 1756 г., положивший начало перегруппировке политических сил в Европе накануне Семилетней войны. Вместо ожидаемой благодарности усилия Уильямса были встречены холодным одобрением, и ему было приказано изменить свою политику. Положение сэра Чарлза при русском императорском дворе также осложнилось [20]. Ему пришлось отстаивать интересы Великобритании и выполнять секретные поручения нового союзника, Пруссии, в период, когда в ответ на Вестминстерский договор в мае 1756 г. Франция и Австрия заключили в Версале политический союз, к которому, в конечном счете, в январе 1757 г. присоединилась и Россия.

В сложившейся ситуации проницательный Уильямс обратил особое внимание на Екатерину Алексеевну, верно оценив ее незаурядный ум и амбиции. «Привлекательная 26-летняя великая княгиня сумела своим умом, своею любезностью и расположением к Англии обворожить посла, человека уже искусившего жизнь, но еще пылкого и способного к увлечениям. Она же в нем нашла мужа благовоспитанного и образованного, опытного в делах и интригах, приятного собеседника и усердного поклонника» [21]. В депешах к английскому двору Уильямс сообщал, что вследствие расшатанного здоровья императрицы, русский престол мог скоро оказаться свободным и на него вступит Петр Федорович, за которого, по его неспособности, будет управлять Екатерина. Поэтому сэр Чарлз приложил все усилия к тому, чтобы приобрести полное доверие великой княгини и оказать влияние на ее политические воззрения.

Влиянию Уильямса на Екатерину способствовали романтичекие отношения великой княгини с графом Понятовским, его воспитанником и доверенным лицом. «В тот первый приезд в Россию я прошел в доме сэра Вильямса, где жил, совершенно новую для себя жизненную школу. Его расположение и доверие ко мне были так безграничны, что он нередко давал мне читать самые секретные депеши, поручал расшифровывать их и зашифровывать ответы; опыт такого рода я нигде более получить бы не смог», — вспоминал поляк [22]. Связь, начало которой можно отнести к концу 1755 г., зародилась при активном содействии и поддержке Уильямса. «Вильямс, был моим наперсником, моим советчиком, моим помощником во всем, что с этим чувством было связано. В качестве посла он имел возможность беспрепятственно общаться с особой, к которой я публично даже приблизиться не смел, и тысячью различных способов помогал мне связываться с ней. Его дом как дом посла обеспечивал мне необходимую по тем же причинам безопасность; я не нашел бы ее нигде в другом месте», — писал Понятовский [23].

Бестужев, делавший, в свою очередь, ставку на Екатерину, как будущую правительницу, ревниво оберегал свое влияние на нее, и, вследствие возникших тесных взаимоотношений великой княгини и английского посла, расценивал Уильямса как человека неудобного и опасного. Уже с января 1756 г. канцлер начал требовать от английского министерства отозвания сэра Чарлза. Не преуспев в этой интриге (возможно, Уильямсу помогла поддержка его друга Фокса), он стремился отслабить влияние посла, добившись у первого министра Августа III графа Г. фон Брюля удаления Понятовского, «который стал подозрителен и двору, и дипломатам». Того же требовали и родители Станислава, желавшие, чтобы он был послом на сейме 1756 г.

Отъезд Понятовского в начале августа положил начало переписке между Екатериной и Уильямсом, длившейся с 31 июля 1756 г. по 19 августа 1757 г., стиль и доверительность которой дают представление о взаимоотношениях двух политиков [24]. Обмен письмами происходил в строжайшей тайне. Корреспонденты писали на французском языке, от лица мужчин, не ставя подписи, с указанием лишь дня недели, иногда часа. Уильямс передавал письма через некоего Свалло, ставшего впоследствии британским консулом в Санкт-Петербурге, Екатерина свои письма вручала камер-юнкеру Л. А. Нарышкину. Примечательно, что, несмотря на особое внимание к обоим корреспондентам, тайна переписки осталась при дворе нераскрытой.

Тон первых же писем, отправленных в конце июля — начале августа, полных взаимных заверений в дружбе и преданности, свидетельствует об особом расположении Екатерины к послу. Переживая отъезд Понятовского, Екатерина обращалась к Уильямсу: «Я испытываю своего рода утешение, что я могу обращаться к вам, который столько уважаете отсутствующего, сколько я желаю ему добра… Дружба, которую вы мне оказали, заставляет меня не сомневаться в том, что вы продолжите ваши советы, кои были до сей поры столь полезны. Благодарность, которую я ощущаю за то, покинет меня только с жизнью» [25]. Великая княгиня писала послу почти ежедневно, в подробностях рассказывая о событиях при дворе. Завоевав доверие Екатерины, Уильямс продолжал ее инструктировать, как она должна действовать в том или ином случае, какие шаги предпринимать, на кого положиться из числа придворных и т. д. 

В то время здоровье Елизаветы Петровны резко ухудшилось. Правительство Великобритании было заинтересованно в том, чтобы после кончины императрицы на троне оказалась великая княгиня, а не преданный Пруссии Петр Федорович. Выражая свое восхищение, посол воодушевлял Екатерину: «Ваши возражения достойны здравого рассудка Ришелье и ума Мольера. <…> Вы рождены, чтоб повелевать и царствовать…<…> Вы одарены природою и вашим прилежанием, чтоб представлять первую фигуру в мире» [26]. Екатерина со своей стороны достаточно откровенна: «…Понятно, сколько я обязан провидению, которое вас прислало сюда, как ангела хранителя для того, чтобы связать меня дружбой с вами. Я знаю, что вы питаете таковую ко мне. Вы увидите, что, если когда-нибудь я надену венец на царство, я отчасти вам буду обязан в этом. <…> Я буду царствовать или погибну. В ответ по вашим собственным делам, я скажу вам: “сделайте меня императрицей, и я утешу вас”» [27].

18 августа, когда резко ухудшилось состояние Елизаветы Петровны, Екатерина направила Уильямсу конкретный план своих действий по захвату трона: «Как друг исправьте и предпишите мне то, что недостает в моих мыслях, и то, что я не предвидела» [28]. Уильямс в свою очередь, переслал подробные инструкции согласно которым «…вы взойдете на престол так же легко, как я сажусь за стол» [29]. Полный надежд на осуществление смелых планов Уильямс предлагал свою кандидатуру как английского министра при Екатерине-императрице, великая княгиня отвечала: «Я заранее утверждаю все ваши просьбы и предоставляю на ваш выбор все почести, отличия и пр., которых вы бы желали. <…> Императрица заплатит, елико ей будет возможно, по обязательствам Екатерины и своим собственным» [30].

В тот же период посол начал обращаться к Екатерине с просьбами об информации, касающейся намерений и настроений царского двора в вопросах внешней политики, особенно — по учреждению при русском дворе французского посольства. Великая княгиня не только сообщала своему союзнику сведения о проходивших при дворе «конференциях», но и передавала Уильямсу важные бумаги, попавшие ей в руки, с просьбой возвратить их по прочтении. Здесь необходимо отметить, что началу переписки между Екатериной и Уильямсом предшествовала их тайная встреча 2 июля 1756 г., о которой сэр Чарлз сообщал лорду Холдернессу в депеше от 9 июля, передавая на благоусмотрение короля ходатайство Екатерины о ссуде в 20 000 рублей. 19 августа посол информировал Екатерину о том, что получил благоприятное известие из Лондона, предоставляющее великой княгине сумму в 40 000 рублей. В ответ на это сообщение Екатерина писала, что надеется расплатиться с королем «…скорее своими услугами, чем деньгами, которые надеюсь ему возвратить в исправности. <…> Его доверие мне льстит, я надеюсь его заслужить и с достоверностью поддержу мнение его величества. Вы знаете, что все, что я делаю, основано на убеждении, в котором я нахожусь, что в этом заключается благо России» [31].

Одной из основных тем переписки были хлопоты великой княгини и посла, связанные с возвращением Понятовского в Санкт-Петербург. Тоскующая Екатерина почти в каждом письме просит известий о «нашем друге». Уильямс утешал великую княгиню, уверяя, что найдет возможность «для передачи писем вашему другу в собственные руки» и составил план, по которому Екатерине следовало через Бестужева добиться возвращения Понятовского как официального лица, мечтая, что когда-нибудь Екатерина вместе с королем Пруссии сделают Понятовского польским королем. Заботясь о возлюбленном, великая княгиня просила Уильямса переслать ему 1 000 рублей из денег, полученных ею от Георга II. Кроме того, сэр Чарлз передавал и более интимные послания: «Уже шесть лет как я состою при нашем друге в роде опекуна и наставника, и он действительно мне несколько обязан, но ни одно мое одолжение ему не может сравниться с тем, которое мне предстоит оказать передачей ему самой сущей правды, — что вы любите его» [32]. В одном из писем Екатерина обращалась к Уильямсу с просьбой: «Я знаю, что иногда вы забавлялись изображать портреты, пришлите мне его (Понятовского. — Авт.) портрет; этим вы мне сделаете чувствительное удовольствие» [33]. «Я напишу один, — отвечал сэр Чарлз, — так как вы его желаете; я напишу другой для собственного моего удовольствия, но помните, что я голландский живописец, который считал бы для себя столь же преступным утаить недостаток, как и красоту. Вы будете довольны правдою, которую я скажу, так как в моих двух картинах красота берет верх во многом» [34].

Несмотря на то, что в переписке обсуждались в основном политические вопросы, временами она носила характер дружеской болтовни. Между прочим, сэр Чарлз отмечал, отсылая Екатерине «китайские статуйки»: «Ваш фарфор в высшей степени плох. Если у вас нет лучшего, и, если вы желаете его для камина в Ораниенбауме, я пришлю Вам прелестный. И вы сделаете мне удовольствие его принять» [35]. «Я начинаю достаточно понимать английский язык», — сообщала Екатерина, — «и я его изучаю три часа в день» [36]. «Я пришлю вам скоро большой словарь английского языка, который верх совершенства, — отвечал Уильямс, — коль скоро вы будете в состоянии его читать, нужно будет иметь собрание наших комедий, которые очень хороши» [37].

23 декабря 1756 г. Станислав Понятовский прибыл в Санкт-Петербург как посланник двора Августа III. Вследствие новой расстановки политических сил польский посланник не мог встречаться с английским послом [38].

Союзный договор с Францией и ожидание прибытия французского посла в Санкт-Петербург окончательно осложнили положение Уильямса при русском дворе. Прогрессирующая болезнь [39] и желание удалиться от петербургского общества побудили сэра Чарлза обратиться с просьбой к лорду Холдернессу разрешить ему отпуск или отозвать его: «Разочарование во всем, за что я брался, и досада, что я не могу сделать того, что должен и хочу сделать, в добавление к моей долгой болезни, заставили меня принять решение не оставаться здесь в положении, почти бесполезном для моего государя и опасном для моего собственного здоровья» [40]. В своих письмах на родину он мечтал о возвращении в Колдбрук, планировал улучшения в поместье, предвкушал спокойствие и комфорт, предсталяя себя во главе стола с дочерьми. «Честолюбие умерло во мне, и у меня почти не осталось вкуса к тому, что я когда-то называл удовольствием», — писал Уильямс своей дочери Шарлотте. — «Никто, кроме тех, кто испытал это на себе, не может поверить в то, как идеалы меняются с течением жизни, и насколько разум со временем берет верх над страстями, но и в величайшем безумии моей юности я всегда имел любовь к книгам, которая теперь все больше и больше овладевает мной...» [41]. В мае, когда Уильямс получил отзывные грамоты, в Ригу прибыл французский дипломат П.-Ф. де Галюцци маркиз де л’Опиталь, направлявшийся в Санкт-Петербург. «…Какая разница между вновь прибывшим и тем, отъезд которого нам причинил самое живое из неудовольствий и возвращение которого считалось бы одной из милостей неба, самой желаемой», — написала Екатерина Уильямсу [42]. В этом же месяце она вновь обратилась к сэру Чарлзу с просьбой об очередном займе, прося ту же сумму, но, чтобы все было «еще более в тайне, чем в первый раз» [43]. Судя по письму Екатерины, отправленному ею 19 августа 1757 г., в то время, когда Уильямс перехал в Крондштадт, чтобы сесть на судно для отплытия в Англию, деньги от короля Великобритании она получила.

В прощальном послании Уильямсу, единственном из всех с подписью Екатерины Алексеевны, великая княгиня писала: «Я смотрю на английскую нацию, как на ту, союз с которой самый естественный и самый полезный для России, и эта идея укрепилась во мне воспоминанием о личных обязательствах, по которым я должна и по которым я всегда хотела бы быть должной английскому королю, так как я истинно привязана к нему». Обращаясь к сэру Чарлзу, она добавляет: «Ваша честность, ваши знания и важные услуги, которые я получила от вас, приобрели, с моей стороны дружбу, которая кончится только с моей жизнью, и уважение, которое доходит до почитания. <…> Прощайте, милостивый государь. Я желаю Вам всего счастья, которого вы заслуживаете, а мне — то, чтобы я могла когда-нибудь воспользоваться вашими советами. Я слишком хорошо почувствовала себя от них, чтобы горячо их не желать, когда я буду, может быть, еще более нуждаться в них» [44]

Уильямс не дожил до вступления Екатерины II на престол. В начале ноября 1757 г. он прибыл в Гамбург, где серьезно заболел. Его перевезли в Англию психически больным. После частичного выздоровления по возвращении в Колдбрук, сэр Чарлз окончательно потерял рассудок и покончил с собой 2 ноября 1759 г. Прославленный вольнодумец, литературный повеса, талантливый дипломат и наставник будущей российской императрицы был погребен в Вестминстерском аббатстве.

Дипломатическая миссия сэра Ч. Уильямса в России потерпела неудачу: он не сумел предотвратить сближение России и Франции. Более успешной оказалась его деятельность в недипломатической сфере. Влияние английского дипломата на будущую Екатерину Великую невозможно переоценить. От него она получила первые уроки европейской дипломатии, прекрасно усвоенной ею в зрелые годы. Неслучайно, в записках, составленных уже Екатериной-императрицей, она сознательно уделила английскому послу несколько незначительных фраз, предпочитая забыть свою рискованную политическую игру при дворе Елизаветы Петровны. А общение Екатерины с Уильямсом-поэтом, человеком прекрасно образованным и увлеченным, несомненно, способствовало повышенному интересу будущей императрицы к британской культуре, нашедшему яркое воплощение в ее архитектурных и парковых затеях, ставших символом правления Екатерины II, ярчайшей страницей британского и русского культурного взаимодействия XVIII столетия, импульсом для развития англомании в росийском обществе.

 

[1]Butterwick-Pawlikowski, R. ‘In the Greatest Wildness of my Youth’: Sir Charles Hanbury Williams and Mid-Eighteenth-Century Libertinism / Journal for Eighteenth-Century Studies. 2017, July.P.1.

[2]Почти сто томов бумаг Уильямса хранятся в Библиотеке имени Льюиса и Уолпола (США), письма к Г. Фоксу и герцогу Ньюкаслскому — в Британской библиотеке, письма к Понятовским и Чарторыйским — в Центральном архиве исторических документов (AGAD, Польша), официальные депеши — в Национальном архиве в Кью (TNA, Великобритания). К опубликованным источникам относится переписка Уильямса с великой княгиней Екатериной Алексеевной (Переписка великой княгини Екатерины Алексеевны и английского посла сэра Чарльза Г. Уильямса. 1756 и 1757 гг. М., 1909).

[3]Горяинов С.М. Предисловие // Переписка великой княгини Екатерины Алексеевны… С. IX.

[4] Цит. по: Швидковский Д. Чарльз Камерон при дворе Екатерины II. М., 2010. С. 18, 19.

[5] На «Сервизе с зеленой лягушкой» было изображено 14 видов поместья Уэст Уикомб.

[6] Описание истории поместья, а также изображение дома на гравюре У. Бирна (WByrne) по рисунку сэра Р. Хоура (RHoare) приведены в книге У. Кокса «Историческое путешествие по Монмутширу (WCoxeAnhistorical tour in Monmouthshire. 1801. P. 270–282).

[7]Seccombre, T. Williams, Charles Hanbury. Dictionary of National Biography, 1885–1900, Vol. 61. P. 379.

[8] Переписка великой княгини Екатерины Алексеевны… С. 11.

[9]Горяинов. Указ. соч. С. XI.

[10]Там же.

[11]Seccombre. Op. cit. P. 379.

[12] Ibid.

[13] Цит. по: Горяинов С. М. Станислав-Август Понятовский и Великая Княгиня Екатерина Алексеевна / Вестник Европы. Т. 1. 1908 (эл. ресурс: http://az.lib.ru/g/gorjainow_s_m/text_1908_ponyatovsky_i_ekaterina_oldorfo.shtml; дата обращения 20.04.2019). 

[14] Из письма Уильямса Станиславу Понятовскому от 8 января 1755 г. (цит. по: Butterwick-Pawlikowski. Op. cit. P. 24).

[15] Цит. по: Лабутина Т. Л. Британский посол Чарльз Уильямс и его секретная переписка с великой княгиней Екатериной Алексеевной / Новая и новейшая история. 2014. № 4. С. 162. 

[16] Валишевский К. Роман одной императрицы. М., 1989. С. 41. 

[17] Об этом свидетельствуют Камерфурьерские журналы за 1755 и 1756 гг.

[18] Екатерина II. Записки. М., 2016. С. 327.

[19] SeccombreOpcitP. 379.

[20]  Понятовский в своих мемуарах подробно описывает якобы произошедший в этой связи «эпизод несколько анекдотический» (см.: Понятовский С. Мемуары. М., 1995. С. 99, 100).

[21]Горяинов. Предисловие // Переписка великой княгини Екатерины Алексеевны… С. XVII

[22]Понятовский С. Указ. соч. С. 99. 

[23]Там же. С. 102.

[24] О значении, которое придавалось этим взамоотношениям в истории России говорит тот факт, что письма, хранившиеся в Государственном архиве запечатанными, были затребованы Александром II, а впоследствии Александром III; опубликованы они были лишь в 1909 г. Переписка насчитывает 157 документов: автором 87 посланий является Уильямс, 70 — великая княгиня. Наиболее полно политический аспект переписки представлен ее издателем С. М. Горяиновым, а также в исследовании Т. Л. Лабутиной. Поскольку письма Екатерины, за исключением трех, дошли до нас в копиях, оба исследователя склонялись к тому, что Уильямс давал переписывать письма Екатерины до возвращения их обратно ей, таким образом, нельзя исключать, что с письмами великой княгини были знакомы высокопоставленные лица Великобритании, в том числе и монарх.

[25] Переписка великой княгини Екатерины Алексеевны… С. 5. 

[26] Там же. С. 11, 33, 152.

[27] Там же. С. 20, 27.

[28] Там же. С. 48.

[29] Там же. С. 208.

[30] Там же. С. 91.

[31] Там же. С. 63.

[32] Там же. С. 43.

[33] Там же. С. 92.

[34] Там же. С. 113.

[35] Там же. С. 239. 

[36] Там же. С. 332.

[37] Там же. С. 334. Зная об особой привязанности Уильямса к дочерям, Екатерина отправляла подарки младшей дочери Шарлотте: грузинское платье и жемчужное украшение.

[38] Визит состоялся 8 или 9 января 1757 г. Понятовский писал: «Среди визитов, которые я по протоколу сделал в начале своей деятельности в Петербурге, было посещение сэра Вильямса. Столько лет прошло, а я до сих пор не могу без волнения вспомнить слова, им мне тогда сказанные: “Я люблю вас, вы мне дороги как мой воспитанник — не забывайте об этом. Но что до ваших обязанностей, то запомните: я отрекусь от вас, если дружеские чувства ко мне заставят вас пойти на малейший демарш, малейшее безрассудство, противоречащее интересам вашей нынешней миссии”» (цит. по: Понятовский С. Указ. соч. С. 126). 

[39] С осени 1756 г. в своих письмах сэр Чарлз жалуется на жесточайшие головные боли и постоянную лихорадку, не всегда может присутствовать при дворе. Ряд писем сэр Чарлз вынужден надиктовывать.

[40] Из письма Уильямса лорду Холдернессу от 25 марта 1757 г. (цит. по: Coxe. Op. cit. P. 277). 

[41] Butterwick-PawlikowskiOpcitP. 28.

[42] Переписка великой княгини Екатерины Алексеевны… С. 343. 

[43] Там же. С. 338.

[44] Там же. С. 339, 340.