Л. В. Бардовская,
старший научный сотрудник, хранитель музейных коллекций «Живопись», «Акварели»

В фонде графики музея-заповедника «Царское Село» с незапамятных времен хранится миниатюрный портрет на слоновой кости молодой дамы с двумя косами, с крупными жемчужинами в ушах и диадемой в рыжеватых волосах. Имя автора до сих пор оставалось неизвестным. Об имени прекрасной дамы сообщает краткий текст на тыльной стороне костяной пластины: «Lady Mary Fox afterwards Lady Holland» (Леди Мери Фокс в последующем Леди Холланд).[i] Овальная костяная пластина была вставлена в золотую рамку, которую власти реквизировали в 1920-е гг. Старые инвентарные номера на пластине и записи во всех дворцовых описях свидетельствуют о том, что портрет изначально находился в Екатерининском дворце. Однако о дате его поступления в собрание никаких сведений также нет. (илл. 1)

Изображенная на портрете молодая девушка согласно надписи – это Мери, в замужестве леди Фокс (1746-1778) – старшая дочь Джона Фицпатрика, графа Верхнего Оссори и леди Эвелины Левенсон Гауэр, старшей дочери графа Гауэра. Она происходила из одной из самых известных и богатых аристократических семей Британии, члены которой внесены в книгу пэров Ирландии.

Трудно себе представить, чтобы обаятельная молодая девушка столь знатной фамилии не позировала кому-нибудь из модных портретистов своего времени в стране, где портретное искусство достигло своего расцвета. Британия XVIII века дала миру плеяду замечательных живописцев, создавших уникальную портретную галерею представителей британских родовитых семей. 

Мой поиск увенчался успехом. В семейном особняке Холланд-хаус в районе Кенсингтон в Лондоне в свое время находился портрет юной Мери Фитцпатрик, еще не замужней изящной 18-летней девушки работы Томаса Гейнсборо. Портрет указан в описании интерьеров дворца и известен по фотографии.[ii] (илл. 2)

Портрет был написан знаменитым Томасом Гейнсборо (1727-1788) зимой 1764-1765 года. Фигура привлекательной, элегантной девушки выделяется светлым силуэтом на спокойном однотонном фоне. (илл. 2) В ее позе, костюме, повороте головы – аристократическая сдержанность. Это классический реалистический портрет, правдивый и внимательный. Очевидно, что портрет был заказан модному художнику в связи с предстоящим замужеством красавицы Мери. 20 апреля 1766 года она стала женой аристократа Стефена (Стивена) Фокса, в последствии II-го барона Холланда (1745 – 1774). Стефен Фокс был очень известной фигурой в Англии второй половины XVIII века: он закончил Итон, получил титул британского пэра, состоял в партии вигов и был членом парламента. (илл. 3) Его отец – Генри Фокс I барон Холланд приобрел особняк тюдоровской эпохи Холланд-хаус в аристократическом районе Лондона Кенсингтоне. Имение получило широкую известность и славу благодаря уникальному собранию произведений искусства, где часто собирались для отдыха аристократы и светские красавицы, художники и поэты, философы и государственные мужи.[iii]

Мери и ее молодой муж после свадьбы отправились в модное среди аристократов путешествие - «Гранд тур» по Италии, где провели зиму 1766 – 67 гг. В начале марта 1767 г. в Неаполь съехались их родители – семьи Фитцпатрик и Фокс-Холланд, друзья и близкие. Затем молодая пара переехала в Рим и оставалась там довольно долго, осматривая достопримечательности города и окрестностей. (илл. 4)

Во время свадебного путешествия, уже в Риме весной 1767 г. юная Мери Фокс, ставшая в последствии баронессой леди Холланд, позировала другому знаменитому живописцу Помпео Батони (1708 – 1787) для большого поколенного портрета, который стал одним из шедевров мастера. Заказ большого портрета на фоне антиков у Помпео Батони считался в среде британских аристократов почти обязательной частью программы Гранд тура. Известно более двухсот подобных портретов, исполненных Батони только для британских заказчиков. (илл. 5)

Художник отказался от изображения зданий римской архитектуры, часто служивших обязательным антуражем таких портретов. Он изобразил на полотне молодую даму с маленькой собачкой на руках, оставив лишь лаконичную драпировку на фоне, из-за которой видна часть колонны.

Мери Фокс-Холланд позирует в элегантном сером костюме для путешествий, называемом в Англии и других странах Европы «платьем Брюнсвик». Наряд был модной новинкой – в его основе лежал немецкий мужской костюм для верховой езды. Это платье было специально создано для путешествий, и вошло в моду, во многом благодаря портрету работы Батони. Его стали заказывать богатые английские путешественники, совершавшие «Гранд-тур» по Италии для осмотра античных памятников и многочисленных достопримечательностей. 

Помпео Батони, возможно, не случайно взялся за портрет юной леди. В эти годы он уже был одним из знаменитых портретистов в Риме: его слава привлекала в мастерскую высшую аристократическую знать Англии. Во время сеанса, когда Мери Фокс, в последствии баронесса Холланд, позировала маэстро, она познакомилась с его знаменитым современником гравером и архитектором Джованни Батиста Пиранези (1720-1778). Он был автором серий офортов «Римские древности», в которых запечатлел реальный облик античных зданий. Пиранези принимал участие в археологических раскопках на вилле Адриана в Тиволи, которые он вел вместе с английским антикварным дилером Гавином Гамильтоном в 1769-70 гг. Здесь он выступил в роли торговца древностями, ученого-исследователя античного быта и реставратора, который восстанавливал из фрагментов произведения античного искусства. Его реставрационная мастерская, служившая одновременно и магазином античных древностей, находилась в Риме около площади Испании в палаццо Томати (Tomatti), в районе, где селились богатые путешественники, и где обосновались Стивен и Мери с родителями. Мери посещала галерею Пиранези, где приобрела его гравюры. Возможно, они подружились, и леди стала его постоянной клиенткой и покупательницей. 

Позднее, при издании альбома гравюр в 1778 г. мастер посвятил ей, в связи с преждевременной кончиной Мери, один из своих листов из серии «Вазы, канделябры, надгробия, саркофаги, треножники, светильники и античные орнаменты».[iv] (илл.6)

По возвращении домой в Англию в 1769 г. семейство Холландов заказало еще один портрет Мери другому знаменитому живописцу - Джошуа Рейнольдсу (1723 – 1792), который к тому же был близким другом семьи.[v] Рейнольдс писал портреты Мери Фокс, в последствии баронессы Холланд, и несколько портретов других членов семьи, упомянутых в описании комнаты для завтраков Холланд-хауза.[vi] Согласно описи, оба портрета - Рейнольдса 1769 г., и портрет работы Гейнсборо 1764-65 гг., находились в особняке Холландов в Кенсингтоне (Лондон) в «комнате сэра Джошуа Рейнольдса» до разрушения здания в 1940 г. Портрет кисти Рейнольдса 1769 г. известен по гравюрам Волкера Бокерелла (Walker Bockerell), Артура Таррела (Arthur Turrel, 1871-1910) и другим воспроизведениям.[vii] (илл. 7, 8)

Джошуа Рейнолдс был связан с семьей Фоксов-Холландов дружескими узами и единством взглядов на окружающую действительность, оба были членами партии вигов. Художник был знаком с мужем Мэри – Стефеном Фоксом, но лучше знал его родного брата Чарльза Джеймса Фокса (1749-1806) – известного английского государственного деятеля, превосходного оратора; члена, а затем лидера партии вигов. Портреты членов семьи его кисти украшали дворец Холланд-хаус, где отдельный зал носил имя «Сэра Джошуа Рейнольдса».[viii] (илл. 9)

Миниатюра на кости в собрании Екатерининского дворца-музея, очевидно, и является уменьшенной копией с этого поясного портрета Джошуа Рейнольдса с одним лишь различием: миниатюрист вписал портрет в костяную пластину овальной формы, лишь слегка обрезав правый локоть и часть каменного пьедестала, на который опирается модель. 

Сопоставление миниатюры с портретами Томаса Гейнсборо 1764-65 гг. и Помпео Батони 1767 г. подтверждает, что на всех трех портретах, несомненно, изображена Мери Фитцпатрик, в замужестве леди Фокс, в последствии II баронесса Холланд. 

Легко представить себе, что многие современники оказывались в плену очарования молодой женщины, изображенной на портрете. Она пребывает в спокойном, счастливом настроении созерцания, которое, возможно, ей было свойственно. Легкий наклон головы, прическа из упругих волн каштановых волос, украшенных алой лентой и крупными жемчужинами, темные брови, большие выразительные глаза, классической формы нос, алые губы – создают индивидуальный и легко узнаваемый образ светской красавицы. Создается впечатление, что эта дама – натура художественная: она не только следует моде, она определенно ее видоизменяет, усиливает, может быть, даже создает. В портрете привлекает внимание необычная деталь ее оригинальной прически, которую фиксирует художник: одна часть ее волос заплетена в косичку, в то время как другая, свободно, в виде локона, перевитого жемчугом и лентой, спускается вдоль плеча. В ее образе, не лишенном налета изящной богемности, отразился стиль золотой молодежи лондонского высшего света.

Вопрос об авторе миниатюрного портрета решается не так просто. Известно, что в 1771 г. Джошуа Рейнольдс взял в ученики талантливого юношу Эдварда Майлза (Edward Miles, 1752-1828), которому поручил писать миниатюрные копии своих крупных произведений.[ix]

Благодаря этим копиям и собственным миниатюрным портретам, которые он регулярно выставлял в Королевской академии художеств в Лондоне, Майлз приобрел известность и заказчиков из числа британской знати. Среди них были королева Шарлотта и члены королевской фамилии. 

После смерти своего учителя и покровителя Джошуа Рейнольдса (1792) Майлз решил попытать счастья в России. В августе 1797 г. российский посол в Лондоне граф Семен Романович Воронцов написал Майлзу рекомендательное письмо для поездки в Петербург от имени дочери короля принцессы Августы: «Мистера Майлза, художника – миниатюриста, который очень удачно нарисовал портреты всей английской царской семьи и который Бог знает почему, решил, что в России он достигнет большего успеха, чем в Лондоне. Вторая дочь короля принцесса Августа, всячески покровительствующая этому художнику, попросила меня через мадемуазель Гомм, а также оказала мне честь, попросив меня лично рекомендовать его императрице».[x] Так, благодаря высокому покровительству, Эдвард Майлз оказался вхожим в придворные круги при императоре Павле I.

Супруга императора Мария Федоровна 7 октября 1797 г. сообщала С.Р. Воронцову из Гатчины, что художник пишет ее портрет и уже исполнил портрет Великой княжны Александры Павловны: «Художник Майлз, которому покровительствует принцесса Августа, приехал: он рисует мою старшую дочь. Сегодня он писал меня; его талант бесспорен, он крайне преуспел с портретом моей дочери».[xi]

Однако, уже в 1798 г. императрица сообщает послу, что «художник Майлз делает незначительные успехи. Он не обладает особым талантом, а у нас уже есть Ритт, который стоит значительно больше, чем Майлз».[xii] Тем не менее, художник, впавший в немилость, продолжал жить и работать в Петербурге до 1807 г.[xiii]

В правление Александра I Майлз вновь становится придворным живописцем. Известно, что он писал портреты царя и его супруги Елизаветы Алексеевны (Художественный музей. Филадельфия). Однако, до сих пор его работы в музеях России малоизвестны.[xiv] (илл. 10) 

В 1806-1807 г. он уезжает в Америку, где живет в Филадельфии до конца жизни.[xv] Он становится активным членом академии изящных искусств Филадельфии. 

Мастерство, с которым написана миниатюра из собрания музея Царского Села и точность, с какой переданы стиль и манера Рейнольдса, дают полное основание видеть в ней руку Эдварда Майлза. Портрет Мери Фокс-Холланд стилистически близок таким известным работам Майлза, как миниатюрные портреты по оригиналам Рейнольдса: сэра Вильяма Бичи (1785, музей Метрополитен, Нью-Йорк) и мисс Франсис Кембл (ок. 1785, Частная коллекция, Великобритания). Здесь ощущается влияние оригиналов Рейнольдса, тогда как в собственных миниатюрных портретах Майлза (например, в собрании Павловского дворца-музея) художник более аккуратен в рисунке, а его живопись носит акварельный характер.[xvi] (илл. 11-12).

Возможно, миниатюра была привезена Эдвардом Майлзом в Россию вместе с рекомендательным письмом для демонстрации мастерства художника. Возможно, Майлз, автор, как мы считаем, миниатюрной копии с портрета Мэри Фокс, возлагал надежды на миниатюру, полагая, что маленький портрет красивой женщины из известной в России семьи Фоксов поможет сделать ему карьеру в России, открыв двери к аристократическим клиентам. 

Прослеживаются и другие возможные причины появления миниатюры в Царском Селе. Принцесса Йоркская – Аугуста (1737-1813), по чьей протекции приехал в Россию ее придворный художник Эдвард Майлз, была дочерью Августы Саксен-Готской, принцессы Уэльской (1719-1772), которая, в свою очередь, была троюродной сестрой русской императрицы Екатерины II. В связи с этими родственными связями интересно отметить, что в описании «комнаты миниатюр» Холланд-хауза принцесса Мария Лихтеншейнская указывает «миниатюрный портрет Екатерины императрицы России».[xvii]

Екатерина II также поддерживала контакты и со знаменитым младшим братом Стефена Фокса – Чарльзом Фоксом (1749-1806). Именно он получил большую известность в России. 

Скульптурный портрет Чарльза Фокса в античной тоге в 1790 г. выполнил в мраморе скульптор Джозеф Ноллекенс (Joseph Nollekens, 1737-1823). В 1791 г. произведение экспонировалось в Королевской Академии Художеств.[xviii] После произнесенной Чарльзом Дж. Фоксом в английском Парламенте пламенной речи с возражением против планов Питта вмешиваться в дела России, императрица Екатерина II была в восхищении от оратора. Ее канцлер граф Безбородко приобрел мраморный бюст Фокса у скульптора по личному распоряжению императрицы, а для Камероновой галереи в Царском Селе бюст был отлит из бронзы.[xix]

Этот эпизод имел в Англии отклик в виде достаточной злой карикатуры под названием «Возвышение патриота», на которой императрица Екатерина II водружает бюст Фокса, а философы Цицерон и Демосфен в ужасе убегают с пьедесталов из своих ниш. 

Таким образом, в результате стечения личных интересов, родственных контактов и политических предпочтений миниатюрный портрет светской красавицы и влиятельнейшей британской аристократки оказался в собрании Екатерининского дворца-музея, неся в себе отблески гения Джошуа Рейнольдса и воспоминания о придворной жизни XVIII века.