А.В. Тарханова,
старший научный сотрудник

Небывалая красота и роскошь новых парадных покоев Царскосельского дворца — Арабескового зала, Китайской гостиной, Лионской комнаты (Appartement de Tapisserie) и Купольной («Пальмовой» Appartement du Buffet) — должны были превзойти существующие на тот момент стандарты. Самодержице Всероссийской было необходимо подчеркнуть процветание, мощь и независимость государства, превзойти роскошь зарубежных резиденций по-русски — неповторимо, изысканно, но просто, рационально и практично. Императрица желала украсить новые покои тропическими растениями «экзотами» из собственных оранжерей, как в Европе, а для отопления нового флигеля Царскосельского дворца — устроить мраморные камины и изящные печи, отделанные фаянсом, созданным «из земли русской». 

Императрица решила устроить в Царскосельском дворце парадный зал, украшенный роскошными тканями, шелками или гобеленами. Для этого она проанализировала сведения о модных тенденциях и деталях убранства подобных интерьеров в континентальной Европе и Англии. 

В этот период Гобеленовая комната («Tapestry room»), создавалась по проекту архитектора Р. Адама в 1767 г. в особняке Ностелла (Nostell, Nostell Priory)[1], расположенном в Западном Йоркшире. В процессе работ архитекторам братьям Адам пришлось столкнуться с насущной необходимостью: заняться капитальным ремонтом старых помещений и подготовительными работами перед устройством новой пристроенной его части. Этап строительных работ продлился до 1785 г. Отделка интерьеров в Ностелле, выполненная, преимущественно, по проектам Р. Адама, завершилась лишь к 1875 г.[2] В книге «Путешествие в Западное нагорье» (Лондон, 1787), автор, посетивший в это время Ностелл, поясняет незавершенность отделки интерьеров бедственным положением наследников семьи Винн: «Великолепнейший современный дом под названием Ностелл, построенный в старом фамильном имении покойным сэром Доулендом Винном с a'park Ac., но внутри много пренебрежений, поскольку несовершеннолетний нынешний наследник в это время живет здесь с Айди Винн, своей матерью, [скудно. — А. Т.], в непроглядном пенсионе»[3].

Завершенный вид Гобеленовой комнаты в особняке Ностелл представлен на фотографиях из книги А. Болтона «The architecture of Robert & James Adam»[4] (Лондон, 1922); там же приведено ее краткое описание: «Великолепные гобелены были переставлены в соответствии с первоначальной схемой и теперь выглядят очень выигрышно. Потолок примечателен своей росписью и лепниной… Зеленый оттенок, используемый в рамке, является основным цветом, а круги обработаны синим и красным фоном. Общий цвет основы кремовый»[5]. 

Екатерина II, для которой в 1774 г. в Лондоне по проекту Р. Адама был сделан уникальный музыкальный инструмент «харпсихорд», а на фабрике Дж. Веджвуда — сервиз с видами достопримечательностей Англии и Шотландии («La Grenouille», Сервиз с зеленой лягушкой) — была, скорее всего, осведомлена о затянувшейся стройке в Ностелле. Процесс работ Р. Адама кратко поясняет А. Болтон: «Адам внес разумные дополнения, показанные на плане… Выполненная им работа по перепланировке дома была по существу разумной, и, хотя время от времени менялась, он никогда не отступал далеко от рациональных и здравых намерений исправлять и пересматривать экстравагантности, которые ему оставил Пейн, а также ремонтировать и меблировать интерьеры в соответствии с выбранным новым стилем отделки… Ностелл, однако, уже был настолько огромен, что легко понять, почему до приостановки работ в 1785 году Адам был в основном занят ремонтными работами в уже построенной части особняка»[6]. 

Екатерине II в целом понравилось идея композиционного решения декора Гобеленовой комнаты, разработанная Р. Адамом для Ностелла. У нее в коллекции даже были прекрасные гобелены, но повторять в точности проект Адама было неприемлемо. Требовалось просто усовершенствовать его так, чтобы сделать уникальный вариант, но в целом ряде деталей убранства которого узнавались бы разные европейские аналоги[7], и тем самым удивить современников, лишив «конкурентов» приоритета. Поэтому мельчайшие детали отделки будущего Лионского зала тщательно продумывались, а сроки завершения работ строго соблюдались[8]. 

Примечательно, что европейский вариант названия Лионского зала, встречающийся в архивных документах — «Appartement du Tapestry» (фр. «Гобеленовый апартамент»)[9], при переводе заменили другим — «комната Лионских обоев». Вся изысканная отделка Лионской гостиной была исполнена по проектам и рисункам архитектора Чарльза Камерона в 1781–1884 гг. В убранстве интерьера использовали лионский шелк, купленный на мануфактуре Камилла де Пернон, лазурит, штучный паркет с «инкрустациями» из перламутра. Так же, как в Арабесковом зале, в Лионскую гостиную предназначалась французская золоченая мебель[10]. При описании мебельного убранства Лионского зала О. А. Федосеева отмечает особо две сохранившиеся в ГМЗ «Царское Село» консоли: «В первоначальное убранство зала входили и две консоли, облицованные пластинами байкальского лазурита, декорированные полудрагоценными камнями и вставками смальты в бронзовом обрамлении. Благодаря этим сохранившимся предметам сегодня можно увидеть оригинальный оттенок лазурита, в который были «одеты» стены Лионского зала в XVIII в.»[11].

Для того чтобы понять в полной мере виртуозность и разнообразие выполненных отделочных работ 1780-х гг., приведем некоторые архивные данные, касающиеся отделки «комнаты Лионских обоев»:

«1782 году марта 1 дня по Указу Ея императорскаго Величества в Канторе от Строений села Царского резного дела мастер Шарлемань и живописной мастер Иоган Рудольф заключили сей контракт в том, что обязались оне внутри новопоставленных Царскосельских дворцовых покоев исправить, не требуя от казны ничего, но из всех своих собственных материалов и мастеровыми людьми самым лучшим мастерством нижеследующия работы. 

1е в комнате Лионских обоев писать из красок в лицах на холсте или бумаге во всех медальонах на блафоне всех числом сорок шесть, или сколько окажется и какой фигуры оные ни были круглыя или четырехугольныя, сверх того восемь других фигур писать между оными крудками с их украшениями на вкус арабейской и позолотить все прочия места червоным листовым золотом по приличности, вызолотить таковым же червоным золотом украшений в карнизе, писать ис красок же у дверей украшений и фигуры на фризе; все украшения архитектурныя над дверьми и между окнами, панели над печками, украшения над зеркальными рамами и гирлянд над стеклянными дверьми позолотою также местами архитектурную живопись и красить все пустые места разными красками на масле, и покрывать три или четыре раза равным образом двадцать четыре филунги на дверях внутри комнаты и все те работы исправлять они должны по рисунку и по апробации архитектора Камерона и во окончание привесть сего году и потому к десят числу апреля м-ца и неотменно: А ежели штукатурами или другим образом учиниться остановка в таковом случае сделать им отсрочку»[12].

«В Контору Строений Села Царского

Репорт

При сем представляю Конторе Строений Иностранца Господина Леру, и потому приказано от ЕЯ ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА сделать обои и кисти потребные в Лионской покой, того ради при сем предлагаю опись оных обоев и Контора Строений соблаговолит с оным Леру Уговор заключить, потом оные обои и оныя кисти долгое время потребует заготовить.

Июня 20 дня

1782 Году

Charles Cameron

Счет во что станет работа обойщика Леру для комнаты Лионских обоев

120 аршин бахромы золотой против обращика по 12 руб.                     1440

48 кистей золотых с канителью против обойщика по 12 руб.                  576

150 арш. тесьмы с зубщиками против опроб по 2 руб. 50 коп.                 375

100 арш. шнуру золотого по 5 руб.                                                         500

250 арш. тафты на подкладку по 1 руб. 50 коп.                                       375

На бруски, шнур и шкафы                                                                       30

За работу, …(неразб.) гвоздей шелк.                                                      350

ИТОГО                                                                                               3646

Июля 20 дня

1782 Года

Подписал Чарльз Камерон»[13].

«Указ НАШЕМУ Кабинету

Отпущенные в Царское Село к Генералу Майору Кашкину, по выбору Архитектора Камерона: сто пуд лапис лазули, ценою по сту двадцати по пяти рублей за пуд, на двенатцать тысяч на пять сот рублей, да два фунта ультре-марина № 4-го, по 10 рублей по шестидесяти по шести  копеек и по две трети за золотник, на две тысячи сорок восемь рублей, числить в расход.

Екатерина

В С.П.бурге 

Февраля 15 1783 года»[14]

«Указ № 29 от 15 Февраля 1783 г.

О записке в Росход отпущенного в Царское село 

камня лапис-лазули 100 пуд. на                                                  12500 [руб.]

да краски ултре-марина 2 фу на                                                    2048 [руб.]»[15]

«Указ № 204 от 24 Генваря 1784-го года:

Архитектору Камерону на приборы к завесам в Лионской комнате Царскосельского дворца 3646 [ру.]»[16].

Интересные сведения, касающиеся отделки Лионского зала приведены в исторической справке Н. Смоляниновой: «К приезду Екатерины II, а ее ожидали со дня на день, убранство Лионского зала должно было быть закончено, но когда привезли зеркала, то оказалось, что они гораздо выше приготовленных резных рам; тогда Шарлемань взялся сделать две новые рамы за 48 часов, что и выполнил, получив за это 2500 р. Правда, чтобы уложиться в срок он использовал верхи и низы старых. Эти «трумы» стояли в простенках между окнами. Кроме того Шарлеманю в 1781 г. были заказаны для освещения покоя четыре фонаря, причем стоимость каждого достигала до 4233 р. 24 к. 

Вот их описание: «4 фонаря кои будут великолепным образом украшены бронзовой работой, зеркалами, каменьями, фигурами, орнаментами для Лионской комнаты: каждый фонарь составлен из бронзового корпуса, разделенного на 8 круглых частей на 2 фута 8 дл. в диаметре и 8 футов в окружности внизу, а в середине где «зачинается» изгибаться фонари сии, 8 изгиблений в 3 ½ дм. От среднего сучка в который вделана будет «железная штука» в 5 футов и 10 дм. Вышиною. Первые восемь зеркал имеют быть вышиною в 3 фута и 1 дм., а другие, кои в верху, будут в 2 фута. Пилястры, которые поддерживают зеркала будут в 1 дм ¼ шириною, поддержка двум корпусам архитектуры вырезана наподобии листов, кои употреблены будут для вставления зеркалов. Сверх фонарей имеют быть стеклянные колокольчики в два фута 3 дм ½ в окружности и 6 дм ½ глубины, сии колокольчики украшены разноцветными каменьями композиции и будут «обделываны», чтобы сияли и оных каменьев будет на каждом колоколе около 850, сверх колокольчика будет бронзовый цветок, на котором имеется быть бронзовый орел, для равновесия, чтобы можно было поднять и спустить фонарь легким образом, в середине фонарей будут штуки наподобии дна у лампады, украшенные арабесками и орнаментами из коих выходит 16 ручков для вставления свечей, сверх оного же дна выходит стебель, который приображает на конце факел и на оном фигура половина женского полу, а другая половина арабесского из оного факела выходит в других стеблей, для вставления свечей. Средняя фигура поддерживает вазу трехгранную, украшенную лазурным камнем, сверх оной вазы будет восьмиугольная штука и каждый фасад в 1 дм ¾ шириною и 5 дм. Вышиною помянутая штука будет сделана из лазуритного камня, в каждый фасад поставлена фигура — барельеф на старинный вкус из слоновой кости или фарфоровый и вставлены в овальную рамку и сверх оной рамки имеют быть 8 листочнов кои представляют корону. Из начала пирамиды выходит семь падений каменьев, связанных один к другому и оных каменьев будет около 118 и каждая внутренняя фигура поддерживает венчик, осыпанный 120 каменьями и в каждом фонаре будет около 1088 Каменьев, да модели бронзовой работы, червоной позолоты, каменьев, 18 зеркалов, за слесарную работу и за материалы, включая лазурный камень, который мне дан будет из конторы Строений Села Царского, ценою каждый фонарь по 4233 р.»[17].

Вероятно, в изготовлении этих уникальных фонарей принимал участие и механик Иван Кулибин. Среди распоряжений Екатерины II встречается указ № 75 от 12 мая 1783 г.: «Механику Кулибину за зеркальные фонари для Царскосельского дворца 788 [руб.]»[18]. Роскошные фонари, украшенные колокольчиками, при смене потоков холодного и теплого воздуха издавали перезвон, напоминавший то трели птиц, то мотивы Востока. Спектр лучей света, преломлявшийся в зеркалах, поецировал отсветы драгоценных камней в интерьере. Так создавалась особая торжественная атмосфера. В 1786 г. Екатерина II «определить соизволила помянутые 4 фонаря к другим покоям» и приказала к голубым шнуркам, на которые привешивались фонари, прибавить железные цепи». В 1793 г. вместо фонарей в Лионском зале появляются новомодные хрустальные люстры, которые видны в зеркале на одной из фотографий, сделаных в XIX в. 

В процессе отделочных работ большое внимание было уделено изготовлению трех дверей Лионского зала: «оным быть сделанным из Казанского самого сухого дуба, толщиною 3,5 дюйма с наклейкою на одной стороне из разноцветных дерев по рисунку украшения; а другой стороне быть обыкновенными филюнками с наклейкою цветных дерев, но без орнаментов»[19]. 

По замыслу императрицы Екатерины II роскошный уникальный Лионский зал, во многом превзошедший модные европейские тенденции, изначально предназначался для проведения особых торжеств. В камер-фурьерском журнале указано, что 15 июля 1791 г. в Лионском зале состоялось награждение курьеров, привезших известие о победоносных действиях русских войск: «После полудня, в 7-м часу, по собрании вверх находящихся в свите и прочих обоего пола персон, ЕЯ ИМПЕРАТОРСКОЕ ВЕЛИЧЕСТВО изволила выйти из внутренних Своих покоев в Лионскую комнату, в которую вскоре позваны были приехавшие пред сим курьерами, БРИГАДИР Поликарпов и полковник Князь Лобанов, на которых ЕЯ ИМПЕРАТОРСКОЕ ВЕЛИЧЕСТВО изволила возложить знаки военного ордера 3 класса и всемилостивейше пожаловать изволила каждому по золотой с бриллиантами табакерке и по 600 червоных»[20].

Приведенные архивные документы во многом поясняют сохранившиеся несколько вариантов проектных решений отделки будущего Лионского зала, которые разработал Ч. Камерон. Например, интересно сопоставить декор плафонов Лионского зала и «Tapestryroom» Ностелла, которые имеют некоторое сходство по композиции, но различаются нюансами орнаментального декора, формой, числом и тематикой живописных вставок. Существенное отличие интерьеров заключается в кардинальном различии систем отопления зданий, в которых они создавались. В Царскосельском дворце по ряду причин невозможно было сделать камин в будущем Лионском зале, как хотела императрица. Вместо камина, традиционного для домов Англии, Камерону пришлось придумать конструкцию угловых печей, способных обогреть двухъярусный зал. Поэтому одной из сложнейших задач, виртуозно решенных архитектором, стала разработка печей, вид которых напоминал садовые павильоны.

История устройства печей Лионского покоя Ч. Камероном весьма занимательна. Фасон этих печей, первоначально предназначенных для Арабескового зала, подбирали не спеша. (Ил. 1 а-б.) По указу императрицы в 1780 г. печи были заказаны Невским кирпичным черепичным заводам[21]. Екатерина II и Камерон сначала предпочли выбрать фасоны «апробированные», т. е. по которым уже были сделаны печи для императорских дворцов. Спустя некоторое время Контора Невских кирпичных и черепичных заводов в письме, адресованном А. П. Кашкину[22], напоминала о присланных рисунках с образцами печей: «Пред сим соизволили Ваше Превосходительство получить сделанных при Невской фаянсовой фабрике московским и другим печам 27 рисунков, для Вашего усмотрения о выборе годных для Царскосельского дворца печей; однако ж те рисунки еще не возвращены, и как в оных обстоит при фабрике необходимость… не угодно ль приказать, если в тех рисунках надобности не состоит, оные отдать вручителю сего комиссару Пашковскому…»[23].

Из «потребных по отметкам на рисунках фаянсовых печей»[24] были выбраны образец прямой печи и два рисунка угловых печей[25], по которым сделали заказ, оплатив в марте из казны 2441 руб. 34 коп.[26] Доставленные печи определили в личные покои императрицы и приближенных к ней особ: «…в покоях Ея Императорского Величества в Прихожей – 2; в Гардеробной – 1, в покое Татьяны Юрьевны – 1, в покое князя Григория Александровича – 1»[27]. 

Две дополнительно заказанные Невским заводам печи в октябре 1780 г. были «поставлены» в Арабесковом зале, «но оные потом сломаны и имеются ныне в магазине под смотрением комиссара Ивана Васильева»[28]. Позднее Екатерина II сочла, что фаянсовые изразцы на них мелковаты, да и сами фигурные печи уже не модны. Посему печи решили переделать: в середине декабря 1780 г. заказали их производство владельцу Красносельской фаянсовой фабрики, талантливому мастеру гончарного дела и технологу Альбрехту Фридриху Конради[29]. 

По контракту А. Ф. Конради обязался: «против объявленного ему господина архитектора Камерона рисунка, по цвету им выбранному и по показаню его, сделать две фаянсовые печи, и к ним некоторые изразцы делать несколько побольше против ныне состоящих во дворце, сделанных на другой фаянсовой фабрике, и сделать тех печей казенного материалу, ничего не требовав, равно по сделании, оные печи ему, Конрадию, перевести в Село Царское и на место поставить порядочно его коштом…»[30].

Эти печи были задуманы в виде парковых беседок-павильонов. Они изображены на графическом листе Камерона, представленном в собрании Государственного Эрмитажа[31]. Архитектором тщательно прорисованы все элементы рельефного декора: грифоны цоколя и фриза, бронзовых позолоченных элементов гирлянд и роз, украшающих колоннаду. Начальная цена этих, пожалуй, самых дорогих печей Царскосельского дворца по контракту составила 1900 рублей[32], а конечная их стоимость превысила 4000 рублей. Пока Конради исполнял этот заказ, появилось новое высочайшее распоряжение — использовать эти печи в Лионской комнате, поставив на высокие цоколи, которые следовало облицевать каррарским мрамором или украсить иначе. Был даже заключен договор с французским мастером резных и живописных дел Ж.-Б. Шарлеманем[33], по которому тот обязался «...в комнату, что между арабесков и китайскою, для печей вырезать, выполировать и вызолотить на огне 8 орлиных бронзовых ног по 125 руб. за каждую штуку, а за все 1000 рублей»[34]. Исполненный Шарлеманем затейливый декор в отделке Лионской комнаты не пригодился. Им украсили четыре печи Купольного покоя[35]. 

Из-за длительности выполнения мраморных работ, нетривиальности идеи «орлиных» элементов и нетерпения уставшей от ожидания императрицы Камерону пришлось заказать облицовку цоколя печей А. Ф. Конради сверх контракта за двести рублей[36]. В рапорте от 30 января 1783 г. архитектор сообщал: «…те печи, которые сделаны были от Конрадия и были означены сперва в арабейской покой, и теперь оные две фаянсовые печи поставлены в Лионский покой»[37]. Ж.-Б. Шарлемань расписал печи «в некоторых местах» и «писал» пилястры. По свидетельству Камерона, им были «позолочены купола, розы и грифоны раскрашены как в фигурах, так и в гирляндах за 768 рублей»[38], и сделаны «76 штук бронзовых, употребленных к печам в Лионской комнате, за 192 рубля»[39]. Завершили отделку печей две серебряные дверцы «с внутренними железными дверьми и рамами», созданные английским мастером Джоном Стокманом по рисунку Камерона. 

С появлением печей и каминов в Царскосельском дворце возникла потребность в найме квалифицированных трубочистов, преимущественно прусских, выгодно отличавшихся от других не только высоким ростом, но и педантичностью. В 1783–1785 гг. во дворце работал мастер Иоганн Штоп с доверенными ему учениками, который для чистки труб использовал «лестниц деревянных шесть да метел в каждой мер по сту по пятидесяти…»[40]. Для освещения дымоходов приспособили обычные фонари, а для завешивания топок трубочисты просили прикупить двадцать аршин простого ревендука «дабы от пыли и сажи невоспоследовало б оным покоям какого повреждения»[41]. 

В июле 1786 г. по Указу Ея Императорскаго Величества был заключен контракт с прусским трубочистным мастером Готфритом Рейхартом Вебером, уроженцем города Бранденбурга, «на столько времени, на сколько он сей Конторе надобен и сам служить пожелает: 1-е с произвождением наступающего августа 1-го числа жалованья с указанным на гошпиталь вычетом по двести по пятьдесят рублей в год и со удовольствием для жительства квартирою и дровами казенными. 2-е По званию его б трубочистные работы исправлять ему при Царскосельских дворцовых и прочих казенных покоях, а при том оранжереях и теплицах без наималейшего упущения и почасту надсматривания дабы трубы у печей и каминов и очагов вычищаемы были начисто, а ежели от его несмотрения или нерадения от худой вычистки тех труб учинится пожар, за то он подвержен такому наказанию, какое указом или по команде определиться. 3. Для того исправления показанных трубочистных работ дать ему состоящую ныне в ведомстве сей конторы трубочистную команду шесть человек, которых обучить ему трубочистному мастерству, да и показание оным иметь не скрыто…»[42]. (Ил. 2 а-б) 

Поскольку контракт с Вебером заключался впервые, то к нему прилагалось поручительство от семьи Алдерманов и представителей Цеха немецких трубочистов в Санкт-Петербурге, «что показатель сего Готфрид Вебер человек честный…»[43] и «Клятвенное обещание» самого Г. Р. Вебера, заверенное пастором кирхи Святой Екатерины Цетриусом. (Ил. 3) 

В 1786–1793 гг. для чистки дымовых труб мастер Вебер использовал чугунные ядра весом в один и в полтора фунта, которые спускал на крепкой пеньковой веревке, специально заказываемой «по приложенной пробе»[44]. Нужно отметить, что для удобства работ в 1788 г. архитектором Ильей Нееловым был составлен перечень печных труб Царскосельского дворца. Трубы Лионского покоя имели номера № 39 и № 40, которые своевременно были нанесены на них масляной краской. 

В дальнейшем сложная работа по очистке дворцовых печных труб выполнялась не только трубочистом, но и его подмастерьем и шестью учениками. В 1791 г. Вебер подал рапорт, в котором изложил необходимость найма еще одного трубочиста, поскольку, из шести его учеников «двое больны, а двое малолетних». Этот рапорт, а также кондиции на работы нанятого в 1791 г. помощника трубочиста И. М. Швамеля обнаружены в РГИА.

Топкой дворцовых печей занимались истопники, а за процессом в дни высочайшего присутствия неустанно присматривали печных дел мастера, нанятые по контракту. Квартира истопников в 1786–1788 гг. находилась в «певческом покое»[45], расположенном, вероятно, неподалеку от «птичьих домиков» и Адмиралтейства. Жилье для печных мастеров выделялось в каменном флигеле на «запасном» дворе[46].

В 1783–1786 гг. истопниками в Царскосельском дворце служили Аким Михайлов, Василий Белова и Алексей Швындин. В августе 1786 г. по высочайшей милости императрицы Екатерины II за верную службу они были переведены в лакеи «с жалованием по их чинам и с оставлением при том дворце…»[47].

Из рапорта архитектора Ильи Неелова от 10 октября 1788 г. известно о ведении специальных табелей печных работ. В них вносили данные о том, в какой день и сколько наемных печников находилось «по всему Царскосельскому Дворцу и холодной бане у присмотра во время топки печей и каминов и починки оных»[48]. Обычно при дворце дежурило четыре, а в дни высочайшего присутствия — шесть и более квалифицированных наемных печников. 

Фаянсовая облицовка печей Лионского зала периодически ремонтировалась. Сохранились сведения, что в сентябре 1785 г. «Фаянсового дела Мастеру Конради за починку фаянсовых двух печей» в Лионской комнате было выдано 25 рублей[49]. 

В таком виде, с некоторыми изменениями, привнесенными временем, первые печи Лионской комнаты просуществовали до второй половины XIX в. 

К 1852 г., после введения в эксплуатацию системы печного отопления Амосова, появилась необходимость в замене некоторых старых дворцовых печей, поскольку стали замечать порчу коллекции живописи. По просьбе Ф. А. Бруни[50] была создана специальная комиссия, в состав которой вошел А. Штакеншнейдер[51]. 

В начале декабря 1855 г., с наступлением зимних холодов, граф В. Ф. Адлерберг (сменивший в 1852 г. князя П. М. Волконского на посту министра императорского двора) передал И. А. Монигетти повеление императора исправить отопление в Большом зале и на Парадной лестнице Старого Царскосельского дворца. Монигетти подготовил требуемые планы и сметы, но при этом в сопроводительной записке отметил: «при осмотре мною печей в 1, 2 антикамерах, старой биллиардной, арабесковой и Лионской залах в Старом Дворце оказалось необходимым переделать оныя, ибо от времени внутренность их совершенно перегорела и самыя печи имеют в себе недостаточное число оборотов, чрез что оне очень недостаточно согревают упомянутая залы»[52]. 

В декабре 1856 г. император Александр II, перечисляя основные виды работ, повелел откорректировать сроки их выполнения. «…Из предназначенных в Старом Царскосельском Дворце переделок, исправлений и украшений (каковы устройство плафонов, печей, каминов, подновление позолоты и проч.) к тем только приступить нынешней зимою, которые могут быть окончены к Маю месяцу 1857 года, все же прочие отменить до будущего года, имея тогда в виду начать в конце Июня, исключительно также работ, кои могут быть оплачены к концу Августа...»[53]. В Лионском зале в 1856 г. возобновили позолоту на багетах, порезках рам и медальонах, вычистили и позолотили бронзовые украшения у зеркал[54], дверей и панелей; исправили паркет и настлали новый на месте, где прежде стояли фаянсовые «печи Конрадия»[55].

На осень 1857 и весну 1858 гг. было назначено устройство шведской печи и камина по проекту архитектора Дворцового правления И. А. Монигетти: «Работы эти были предназначены почетному гражданину Тарасову с тем, чтобы они были начаты по отбытии императорской фамилии из Царского Села после осеннего пребывания и окончены к весне 1858 г. Кроме того Тарасов обязался предоставить… скульптору Ботта[56] отделку в Лионском зале печи и камина, для которого ему имеет быть отпущен казенный лапис-лазурь, хранящийся на Царскосельском материальном дворе»[57].

Надо напомнить, что работы Тарасова по устройству печи и камина отнесены к «Мраморным», т. е. — отделочным, предполагающим сборку на месте: «…устройство одного камина и одной шведской печки, высотою 2 сажени 4 вершка и шириной 1 сажень в Лионском зале с облицовкою из белого каррарского мрамора первого сорта с инкрустацией настоящей ляпис-лазури, вместо двух уничтоженных печей, должно быть произведено совершенно согласно с Высочайше утвержденным рисунком и с указанием архитектора. Фигуры двенадцати амуров и две вазы на кронштейнах должны быть самой высокой работы из белого каррарского мрамора первого сорта, все украшение, показан. на рисунке желтой краской должно быть бронзов. вызолоченное высокопробн. золотом через огонь за 2 раза, равно как и 4 жирандоли…»[58].

Работы по облицовке лазуритом, вероятно, совместили с подобными работами по ремонту существующих в зале лазуритовых элементов. Для украшения камина и шведской печи заказали за рубежом мраморные скульптуры 12 амуров и вазы. Они были установлены в Лионском зале уже в 1858 г. К 1857–1858 гг. относятся и работы по отделке стен, для которой был использован полосатый французский шелк малинового цвета из старых запасов[59]. 

В РГИА хранятся графические листы с проектом отделки Лионского зала, выполненные архитектором И. Монигетти, предположительно (даты на листах нет), в 1856–1861 гг. (Ил. 4 а-г.) На продольных разрезах архитектор зафиксировал два вида Лионского зала до его перестройки. На первом, упомянутом выше, видны окна со шторами и ламбрекенами, консольные столы с зеркалами, внизу снят лазурит и бронзовые розетты, различим узор шелка на стенах, на втором — стены без шелковой обивки, камин и шведская печь, отделанные лазуритом, и отсутствует лазуритовый фриз, но внизу стены прорисованы возвращенные на место панели, лазуритовые и бронзовые элементы отделки. Таким образом, архитектор в 1856 г. зарисовал вид оконного убранства Лионского зала и состояние интерьера до переделки (1848–1856), а весной 1858 г. — новые печь и камин в интерьере.

В начале декабря 1858 г. по приказанию обер-гофмаршала графа Шувалова в Лионском зале установили изготовленные фабрикантом Женисье печные приборы: «…для камина: одни топочные двухстворныя, литыя из бронзы и вызолоченные через огонь за два раза дверцы, две таковыя же решетки…»[60].

В декабре 1860 г., по высочайшему повелению, мастерами Петергофской Гранильной фабрики заменен и дополнен лазурит на каминах. (Ил. 5.) Сведения об этих работах сохранились в письме от 13 декабря 1860 г., которое Департамент уделов прислал управляющему Царскосельским дворцовым правлением Я. В. Захаржевскому: «Воисполнение Высочайшего повеления, объявленного Господином Министром Императорского Двора, Петергофская Гранильная фабрика должна ныне приступить к перемене лаписа на двух каминах в Лионской зале Царскосельского Дворца. В следствии чего Департамент Уделов имеет честь обратиться к Вашему Превосходительству с покорнейшею просьбою сделать распоряжение об отводе на время производства означенных работ, в дворцовых или других зданиях, квартиры с русской печью, для помещения от 9 до 11 Мастеров, с чернорабочим и сторожем…»[61].

В этот период также на Петергофской Гранильной фабрике было продолжено изготовление предметов для Лионского зала — люстры, двух круглых столов и орнаментальных украшений к камину и шведской печи, отделанных ляписом. К апрелю 1860 г. для гостиной был выполнен лазуритовый гарнитур, состоящий из двух простеночных зеркал в отделанных лазуритом рамах с консолями (отделали лазуритом консоли Штакеншнейдера), двух столов к диванам и двух каминных экранов, созданных по проекту И. Монигетти. Сохранилось распоряжение от 14 апреля 1860 г., адресованное Я. В. Захаржевскому, о подготовке к размещению гарнитура из лазурита в Лионском зале: «Милостивый Государь, Яков Васильевич! Государю Императору угодно, чтобы изготовленные из лапис-лазули на Петергофской гранильной фабрике два зеркала, два подзеркальные стола, два стола к диванам и два экрана к каминам были поставлены в Лионском зале Царскосельского Дворца к прибытию Их величеств 19 Апреля в Царское Село. Уведомляя о сем согласно приказанию Его Сиятельства, Господина Министра Императорскаго Двора, имею честь обратиться к Вашему Высокопревосходительству с покорнейшею просьбою. Сделать распоряжение, чтобы те вещи, вместо коих должны быть поставлены ныне изготовленныя, были немедленно убраны из Лионского зала, так как для исполнения сказанной Высочайшей воли остается немного времени...»[62]. Эти предметы были установлены и окончательно завершены в 1861 г. 

В 1876 г. для короля Баварии была сделана фотография интерьера Лионского зала, который к тому времени стал местом приготовления невест — великих княжон — к торжественному выходу перед венчанием в церкви большого Царскосельского дворца. В кадр попали и печи, отделанные лазуритом, с мраморными амурами, впоследствии сильно разрушенные в годы Второй мировой войны. 

В 2020 г. было завершено их научное воссоздание по сохранившимся фрагментам декора и проектным листам И. А. Монигетти, историческим фотографиям 1876–1951 гг., автохромам 1917 г. и обнаруженным архивным документам. В процессе работ, по выявленным в РГИА проектам архитектора И. А. Монигетти были откорректированы разработанные ранее (1982) проекты. Сохранившихся в ГМЗ «Царское Село» несколько фигур путти («амуров») отреставрированы с восполнением утрат и установлены, остальные — воссозданы по историческому образцу. (Ил. 5–6.) При воссоздании ваз также использовали сохранившийся в ГМЗ «Царское Село» фрагмент. Аналогами для воссоздания элементов рельефных гирлянд из золоченой бронзы стали бронзовые цветы, украшающие предметы 1840–1860-х гг. (фабрика Ф. Шопена) из собрания ГМЗ «Царское Село».