Перейти к основному содержанию

Г. Э. Введенский (1954–2021),
старший научный сотрудник

В петровской России, в годы становления регулярной армии, мундир как государственный символ не приобрел еще самостоятельного значения. Экономическое состояние государства еще не позволяло одинаково одеть всю армию. Обмундировать армию в том смысле, в каком мы это понимаем сейчас, удалось лишь к моменту заключения Ништадтского мира (1721). Таким образом, победы Северной войны не ассоциировались с военной формой, хотя основное понятие о ней, как о главном символе «регулярства», принесшего победу, уже установилось. По мере развития промышленности появлялось все больше возможностей уделять внимание военной форме, но к концу правления императрицы Анны Иоанновны мундир воспринимался как нечто неотъемлемое от «бироновщины». Использование этого обстоятельства Елизаветой Петровной при перевороте стало свидетельством политического значения, которое уже к тому времени уже стала обретать военная форма. Сохранявшаяся даже двадцать лет спустя недобрая память о годах немецкого засилья, конечно, не способствовала популярности реформ в военной одежде, проводимых по голштинскому образцу Петром III. Именно эта память дала возможность Екатерине повторить при перевороте 1762 г. елизаветинский прием с переодеванием в мундир предыдущего царствования для обеспечения себе симпатии и поддержке в войске.

Революция 1789–1793 гг., развитие событий в Европе и агрессивность наполеоновской Франции вызвали обостренную реакцию Павла I, хорошо понимающего единство содержания и формы. Отсюда его жесточайший педантизм в области мундира, доведенный в конце концов до абсурда. Мундир прусского покроя, противопоставленный круглым шляпам и сюртукам, стал символом нового государственного порядка и благонамеренности.

В первое время после гибели Павла I свойственная ему фетишизация мундира, придание ему значения эмблемы государственности, поклонение мундиру как знаку единственно правильной формы существования, отошла, как казалось, в прошлое. Делались даже попытки введения в гвардии элементов «потемкинской» формы, но вскоре под давлением экономических обстоятельств перед надвигающейся войной об этом забыли. Возвращение более легкого отношения к мундиру во время «дней Александровых прекрасного начала» было весьма непродолжительным. Вскоре павловские начинания были не только упрочены, но и получили дальнейшее развитие. Не следует забывать, что Александр вел войны с тем же противником, что и его предшественник, а победа в народной Отечественной войне 1812 года придала мундиру неслыханный авторитет в обществе. Эти обстоятельства вновь сфокусировали на мундире пристальное внимание императора. Разумеется, прямое и существенное влияние на развитие русского мундира при Александре оказывало и плац-парадное воспитание наделенных огромными военными полномочиями великих князей Константина и Николая, а впоследствии, при императоре Николае, и Михаила Павловича.

Возврат к павловским традициям был весьма болезненным процессом, ибо их установки не соответствовали русской национальной военной школе и современной боевой подготовке. Быть может, выношенные Александром идеи «Священного союза» получили первое воплощение в жизнь еще в Вильне, прибытие куда император ознаменовал «арестованием нескольких офицеров гвардейских за несоблюдение формы одежды». По возвращении домой солдаты, ожидавшие по слухам отмены крепостного права и облегчения своей участи, получили ужесточение муштры, аракчеевщину и военные поселения. «Семеновская история», памятная в первую очередь тем, что произошла в гвардии и в столице, была самым ярким проявлением недовольства в войсках в царствование Александра I и едва ли не самым показательным событием заключительного периода его правления.

Усиленное насаждение в армии «ремешковой науки» вызвало ответную реакцию со стороны военной молодежи, своего рода фрондерство, выражавшееся в намеренном отклонении от уставных требований, предъявляемых к мундиру, в частности, изменении размеров отдельных его элементов, ношении не по уставу уставных вещей и, конечно же, ношении нетабельных вещей при форме. Однако то, что мундир становится объектом шалостей, лишний раз подчеркивает его уже сложившееся к тому времени значение. У гвардейцев лихость заключалась в том, чтобы появиться в таком виде в центре столицы и не попасться, ибо великий князь Михаил Павлович ежедневно выходил «на охоту», которая неизменно заканчивалась пополнением гауптвахты несколькими новыми обитателями.

После восстания декабристов постоянной заботой Николая I было избежать повторения мятежа. Весьма характерным его стремлением была тенденция к лишению воина свободного времени. Именно эпоха Николая I стала олицетворением тупой муштры и обросла множеством анекдотов, ее характеризующих. Однако, с другой стороны, Николай I был одним из первых, кто понял роль истории в деле воспитания солдат. Император сам разыскивает в Стрельне старые саксонские серебряные литавры, некогда отбитые у Августа шведами и после взятия у последних Киевскими драгунами при Полтаве употреблявшиеся в л.-гв. Конном полку. Обветшавшие и протертые литавры ремонтируют и торжественно — как реликвию и награду — возвращают в строй полка. Создаются легенды о самопожертвовании солдат при защите своих командиров и, конечно же, легенды, связанные с мундиром. Именно при Николае I родилась легенда о награждении за Нарвское сражение 1700 г. солдат Преображенского и Семеновского полков красными чулками в память о том, что они дрались по колено в крови. Такая же легенда родилась и про Апшеронский полк, якобы отличенный таким образом за русско-турецкие войны 1768–1774 гг., 1787–1791 гг. Эта легенда была столь устойчивой, что получила материальное воплощение в 1913 г., когда Апшеронскому/гренадерскому полку были пожалованы красные обводы на сапоги, гордо именуемые границей крови. Подобная практика имела огромный эффект.

Итак, влияние сыновей Павла на эволюцию русского мундира было неоднозначным. В первой половине XIX века было введено много важных деталей военной формы, которые использовались вплоть до 1917 года, а некоторые из них сохранились по сей день. При Александре была введена во всех частях солдатская шинель, дошедшая до нас через два столетия с несущественными изменениями. Николай ввел офицерское пальто, также практически не изменившееся до наших дней. В период этих царствований неоднократно появляются и исчезают сапоги, с тем чтобы в конце 40-х годов утвердиться в российских войсках на 150 лет. То же можно сказать о введении плечевых знаков различия и о звездочках на них (1826), и других александровских и николаевских нововведениях, не столь значимых и заметных. Традиция награждения полков за доблесть «мундирными вещами», начатая еще при Екатерине II, была развита в этот период. Полки стали награждаться петлицами «За храбрость», или георгиевскими петлицами, знаками за храбрость на головной убор, кирасами, а Павловский гренадерский полк получил в награду право носить гренадерские шапки после их отмены по всей армии. Все это настолько подняло и укрепило престиж мундира, что поколебать его не смогло даже поражение в Крымской войне.